Именно эти жалкие единицы разнесли слух об эпохальной оговорке по всему Сахарину за какой-то час. Опасаясь что-либо предпринимать без санкции Эм-Си Кафки, Худойназар Лиффчинг не удосужился дать в следующем выпуске новостей опровержение слов Мумукина, что послужило для сотрудников радио не самым лучшим примером: Ле Витан, втайне завидовавший успеху Тургения, взял да и повторил его слова в следующем эфире. Реакции со стороны властей не последовало никакой, ибо все силы комитета общественного трудоустройства были брошены на поимку диссидентов.
Ле Витана слушал уже весь Сахарин, потому что после распространенных слухов обыватели прильнули ушами к паровым коммуникациям в надежде еще раз услышать вожделенные слова о родном государстве. И слова эти повторились.
И повторялись уже не переставая. Ле Витан даже позволил себе зачитать в прямом эфире очередной выпуск «Чукчанской правды», что повлекло за собой лавину народной благодарности.
В воздухе запахло свободой. И весть эта летела с острова на остров быстрей, чем об этом мог мечтать Мумукин.
Единственное, что казалось странным Худойназару Лиффчингу, — почему Эм-Си не выходит на связь? Худойназар несколько раз звонил шефу КОТа, но получал неизменный ответ: «Моя нет. Стучать после звуковой сигнал». Не то чтобы редактору так хотелось настучать на вольные настроения, но длительное попустительство комитетчиков настораживало. Не могло не тревожить и общее равнодушие Президиума: казалось, Верховный Совет вымер всем составом. С одной стороны, это не могло не радовать, а с другой — если Президиум не врезал дуба, значит, он что-то задумал, а чем эти задумки оборачиваются, все прекрасно помнят. Пятьдесят лет назад вон решили экономить энергоносители, все, кроме угля, и чем это обернулось? Ни вздохнуть, ни, пардон муа, воздух испортить — все давно испорчено. Кстати…
Лиффчинг выглянул в окно. Так и есть — ни одна труба не дымит. Никто работать не желает! Еще раз безрезультатно набрав номер, Худойназар сдался — и покинул рабочее место. Хотелось ничего не делать.
Вопреки опасениям Лиффчинга, Президиум не вымер, но состояние, в которое он погрузился, можно было смело называть предсмертным.
Все, от министра денег до Большого Папы, хотели иметь твердое небо единолично, ибо если большую власть можно делить, то абсолютная власть может принадлежать только одному. Все сидели по кабинетам неприметной конторы «Угольтранс» на скромной улочке на окраине Перепаловска-Взрывчатского, и названивали своим агентам, загрузившимся на «Ботаник».
Признаться, многим членам Президиума давненько поднадоело высасывать и без того высосанные ресурсы Архипелага. Это было уже неинтересно.
Соседский Союз перестал приносить доход год или полтора назад, и давно пора было оставить его в покое и отдать на разграбление чуреку Кафке, но Хэдэншолдэрс, зараза, имел какой-то интерес, и всем хотелось разузнать, какой именно.
Хэдэншолдэрс объединил острова десять лет назад твердой рукой наемной армии под руководством Че Пая и декларировал паровой парадиз. Суть этой политической системы состояла в отказе от иной энергии, кроме паровой тяги. Ну еще бы — угля в недрах Архипелага оказалось более, чем достаточно. Предостаточно также имелось и нефти, и газа, и прочих полезных ископаемых, но на все это быстренько наложил лапу Президиум, и за каких-то десять лет непрерывного сбыта иных энергоносителей, кроме угля, на островах не осталось. Зато на деньги, полученные Президиумом, можно было купить Сэшеа, Еппонию и Врапейское содружество сразу. Правительство Соседского Союза никогда не бывало на островах Гулак и даже не собиралось. Единственный, кто до сих пор держал страну в страхе и повиновении и регулярно посещал то один остров, то другой, — это покойный ныне Эм-Си. Простодушный шеф Комитета Общественного Трудоустройства полагал, что он незаменим — и просчитался.
Как покажет история, просчитался не он один.
Однако самым странным в период парового парадиза оказалось то, что время на Архипелаге ускорилось, и если во всем остальном мире прошло десять лет, то Гулак за это время прошел путь в полвека.
Погрузившись во тьму каменноугольного периода, Архипелаг будто ускорился. Научно-техническая революция (потому как иных не разрешалось) скакнула настолько, что в Соседском Союзе появилось не только паровое радио, но и паровое же телевидение, и даже глобальная компьютерная сеть «Тырим, нет?», и паролёты, и, как уже упоминалось, паровые типа организмы (сокращенно — парторги), которых взяла на вооружение МЕНТУРА.
Этот фактор членами Президиума не учитывался. И если раньше за событиями на Гулак следил Кафка и все текло своим чередом, то теперь, когда счет пошел на часы и даже минуты реального времени, уследить за течением времени в Соседском Союзе уже не представлялось возможным. Началась цепная реакция.
Истреблению народов помешал Влас. Едва Трефаил занес ногу над раненым Прохердеем, великан подхватил его и засунул к себе в карман.
— Малыш, отпусти меня! — кипятился Сууркисат. — Я ж тебя первым на куски рвать начну! Свободу!
— Нет уж, дяденька, маленьких обижать нельзя.
— Это кто здесь маленький? — заорал Громыхайло.
Кто знает, может, мальчик бы и поспособствовал последующему искоренению крохотных заподлянцев, но перепалку прекратил Унд Зыпцыхь:
— Я думаю, мы разрешим эту проблему позже, а пока нам требуется компас.
Карлика сняли с булавки и взяли с собой, несмотря на его яростное сопротивление.
В городке, куда вошли путешественники, царили хаос и разруха. Люди шатались по улицам, обезумевшие и потерянные, потому что все, что могло сгореть, уже догорало, а что сгореть не могло, оказалось сломанным и покореженным.
— Эй, человек, у вас тут что, карательная экспедиция была? — свистнул какого-то более или менее вменяемого мужика Мумукин.
Человек посмотрел на Тургения, а потом побежал куда-то прочь, утратив остатки разума.
— Псих, — обиделся Мумукин.
— Это он меня испугался, — повинился Влас. — Говорил я, что мне лучше не идти…
— А куда тебя девать? — рассердился Тургений. — Опять заблудишься.
— Хватит болтать! — оборвал их Трефаил. — Малыш, поймай вон тех двух чуваков.
Взгляды путешественников устремились куда-то вниз, где два деда методично, не отвлекаясь на окружающую разруху, наливались чем-то из маленькой бутылки.
— Ну что, отцы? Бухаем? — галантно осведомился Мумукин, когда великан приподнял забалдевших «отцов» над мостовой.
— Ну да, бухаем, — согласились «отцы». Очевидно, в бутылке содержалось лекарство от страха, ибо великан их ничуть не смутил. — Но делиться не будем, самим мало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
